Экспорт хайтека вместо экспорта мозгов

Президент IBS Group Анатолий Карачинский о том, как и зачем России нужно развивать технологический экспорт

Нам необходимо решить одну стратегическую задачу: увеличить экспорт продуктов на мировой IT-рынок, пропорционально сократив экспорт мозгов. Это привело бы к новой волне IT-гигантов отечественного происхождения, поставляющих свои продукты на глобальные рынки. Начать надо с очевидного: Россия должна осознать себя страной, конкурирующей со многими другими странами за то, чтобы стать местом для работы высокотехнологичных экспортеров.

Сегодня мы переживаем настоящую технологическую революцию. Почти 30 лет монополистом на IT-рынке была компания Microsoft. Теперь есть еще две компании, каждая из которых создает свою экосистему, – это Apple и Google. Раньше мы жили с клиент-серверной архитектурой. Теперь вычислительные мощности, хранение данных, сервисы постепенно переходят в облака. Раньше мы жили с персональными компьютерами, а теперь живем в мобильных устройствах – в телефонах, планшетах, часах. Мы пользуемся картами и навигатором, встроенным прямо в автомобиль. Телевизор и многие другие бытовые приборы стремительно превращаются в компьютеры. Мы уже разговариваем с ними на обычном для нас языке и прикидываем сроки появления искусственного интеллекта. Роботы перестали быть персонажами фантастических романов и продаются в магазинах. У всех этих стремительных изменений одна природа – разработка программного обеспечения (ПО). В огромных, доселе невиданных количествах. Более того, появление облаков вместо серверов, мобильных устройств вместо компьютеров приведет к тому, что большую часть ПО, написанного в последние 20 лет, придется переписать. На этом рынке одни страны построят большие многомиллиардные IT-компании, а другие просто поставят в них своих программистов.

Пока все идет к тому, что Россия с блеском выполнит роль этих других. В мире огромная потребность в программистах: до 600 000 не хватает в Америке, до 500 000 – в Европе. И в Америке, и в Европе и 20, и 30 лет назад было модно учиться на юриста, доктора, финансиста, менеджера. А инженеры мало получали, и еще не было успешных историй и миллиардных состояний Билла Гейтса, Ларри Эллисона, Сергея Брина, Лари Пейджа, Марка Цукерберга. Потому выбор такой карьеры не поддерживался в семьях, считался неудачным.

В СССР, напротив, всегда был высок престиж инженерного образования. Принципы советской системы образования, построенной в 30-е гг. прошлого века на базе чистой науки, уникальны: у нас всегда учили математике и физике, но никогда – как эти знания практически применять. В англосаксонской системе, построенной на «кейс-моделях», учат действовать в шаблонной ситуации и решать шаблонные задачи. Это хорошо для менеджмента, потому культура управления на Западе так хороша.

У нас этому не учили, и после института выпускники пытались понять, как применить полученные знания. Многие из нас помнят фразу, которую нам обязательно говорили в первый рабочий день на предприятии: «Забудьте все, чему вас учили». Мы растили креативных людей, которые не боятся задач, не имеющих четкой постановки, и готовы искать и применять нетривиальные решения. В менеджменте в одной и той же ситуации нужно принимать одни и те же решения. А инженер пытается найти новые. В этом суть инноваций – все время искать новое решение, которое иногда оказывается лучше старого.

Эта креативность породила школу российского программирования. Но можем ли мы быть хорошими программистами не в индивидуальной, а в массовой истории, не штучных, а массовых продуктов? Примеров немного, но они есть: «Яндекс», ABBYY, «Мейл.ру», «Лаборатория Касперского», Luxoft, которые делают продукты мирового уровня, востребованные на рынке. Но массовым явление не стало, хотя такой шанс в прошлом десятилетии был. Россия могла бы сегодня иметь на экспорте ПО $30–40 млрд в год. Для этого нужно было быть немного другой страной, создав стимулы для развития экспортно ориентированных интеллектуальных компаний, для «приземления» которых у себя так много делают самые разные страны – от Канады и Швейцарии до Польши, Чехии и Румынии, – давая льготы, гранты и административную поддержку.

Примечательно, что даже среди российских IT-лидеров лишь единицы стали публичными. В мире успешные компании стремятся к открытости. Если вы посмотрите на технологический рынок в Америке, Европе, Китае, Японии, технологические компании там публичные, сделавшие богатыми не только своих основателей, но и сотрудников. Это позволяет им получить доступ к капиталу, которого для сегодняшних технологических прорывов надо очень много, и возможность быть долгое время убыточными, пока технология не будет отлажена (прекрасный пример – Илон Маск с его Tesla Motors и SpaceX). Но за это и надо платить. Как только, к примеру, Apple хоть что-то сделает неправильно, об этом пишут сотни аналитиков. Публичные компании находятся на сцене, на них направлены софиты – и ничего скрыть нельзя. Ты выпустил новый продукт, запустил сервис – ты должен об этом объявить, а через два квартала рассказать, сколько ты продал благодаря этому новому сервису.

На этой открытости построена конкуренция в технологическом бизнесе, который сформирован частными компаниями. За последние 40–50 лет мы видели много попыток развить IT-рынок в обход законов конкуренции – в Китае, и даже в Германии, – но это не работает. Мы это прошли еще при советской власти, когда государство проиграло технологическую конкуренцию. В СССР производились отстающие вычислительные машины, у которых не было хорошего ПО – при таком количестве классных программистов!

Двигателем технологического рынка выступают частные компании. Роль государства – обеспечить равные условия для всех. Компании должны конкурировать не за административный ресурс, а соревноваться в эффективности бизнеса, и это ведет к процветанию государства. Если здоровой конкуренции нет, вместо процветающего получается нищее государство, и объяснять, почему оно такое бедное, приходится происками врагов. К равным условиям игры относится и независимый суд, который разрешает конфликты в бизнесе.

Гораздо больше господдержки рынку нужна внятная стратегия, понимание, что хочет иметь государство в ближайшей и отдаленной перспективе. Даже 10-летняя государственная стратегия позволит рынку иметь долгосрочное планирование и стабильный спрос. В ней должно быть заложено прежде всего создание комфортной среды, в которой могут рождаться наши гуглы. А развивать надо именно то, в чем мы конкурентоспособны, например стимулируя развитие экспорта ПО и поддерживая компании-экспортеры.

Государству на самом деле только это и выгодно. Характерен пример Индии, которая в начале 2000-х зарабатывала на экспорте ПО $20 млрд, а сейчас – примерно $120 млрд, и экспорт ПО стал катализатором для развития других технологических направлений. Важно понимать, что примерно 75% вырученного от экспорта нефти доллара тратится на то, чтобы поддерживать добычу. Мы прокладываем дороги на Севере и в Сибири, заселяем в район добычи людей, строим города и т. д. Все это нужно, только чтобы добыть следующий баррель нефти, и для экономики не приносит почти ничего, кроме следующего барреля. При этом надо понимать, что, когда скважина оскудевает, инфраструктура омертвляется.

А в IT, как и в отраслях другого интеллектуального экспорта, выручка тратится преимущественно на зарплату, на нее идет примерно 80% каждого доллара, который приходит от экспорта. А зарплата – это прежде всего потребление, один из основных драйверов в экономике. На зарплату покупают квартиры, машины, учат детей. И эти многочисленные локальные расходы, если таких людей много, развивают экономику.

То есть в экспорте IT выручка с каждого доллара в пересчете на зарплату выше в 5–6 раз, чем в торговле нефтью. Это значит, что индийский экспорт ПО в пересчете на полученную людьми зарплату эквивалентен примерно $600 млрд экспорта нефти (у нас сегодня – $350 млрд). Экономика Индии сегодня получает от экспорта ПО больше, чем мы получаем от экспорта нефти и газа!

Нам необходимо взять курс на стимулирование высокотехнологичного экспорта, но пока вместо этого лозунгом оказалось импортозамещение. Возобновились разговоры о том, что надо отменить льготы по налогам на труд для IT-компаний, экспортирующих ПО. К чему это может привести – очевидно. В результате отмены льгот на социальные отчисления мы создадим в этом секторе безработицу. Российский программист будет стоить на 30% дороже, чем украинский, индийский, польский, вьетнамский. Эти страны осознают ценность высокотехнологичного экспорта и находятся в конкурентной борьбе за «прописку» таких бизнесов на своей территории.

Отменять эту льготу в надежде, что вырастут доходы бюджета, наивно. Если считать, что в стране где-то 40 000 программистов, которые приносят примерно $300–400 млн налогов и около $2,5 млрд экспортной выручки, существенную часть этой суммы бюджет потеряет, потому что станет меньше сотрудников, которые платят налоги.

Разумной стратегией для России было и остается развивать технологический экспорт в тех отраслях, где мы сильны или можем быть сильны. Когда ты успешен на мировом рынке, у тебя образуется сильная компетенция, с которой ты можешь потом прийти на внутренний рынок. Китайский экспорт со временем развил внутреннее потребление: 15 лет назад почти все, что они производили в хайтеке, экспортировалось, сейчас уже больше 50% реализуется внутри страны. Через внешние рынки можно развивать внутренние, но не наоборот.

У нас пока зависящий от административного ресурса и государства финансовый успех бизнеса остается привязан к персоне бенефициара, выход которого из бизнеса приводит к тому, что бизнес теряет господдержку. У нас самые успешные компании – это те, которые принадлежат людям с известными фамилиями. Если завтра человек продает эту компанию или выходит из нее, она стремительно теряет свои возможности.

Здесь мы возвращаемся к вопросу прозрачности бизнеса и благоприятных правил игры. Если зарплаты платятся всерую, компания не может привлечь деньги, чтобы развиваться, не говоря уже о выходе на IPO.

Бизнесу и стране нужно на самом деле одно и то же: чтобы компании были прозрачны, платили одинаковые налоги и имели одинаковые возможности. Тогда у нас не будет дефицита в экспортно ориентированных больших технологических бизнесах с долгосрочными стратегиями и заинтересованностью инвесторов.

Автор – президент IBS Group

Цикл «Технологический ренессанс» выходит совместно с форумом «Открытые инновации»